Главная Видео Илья&Юра Авторы Всё&Вся Форум Анекдоты Модест

Илья Олейников: "Если женщина вызывает у мужчины смех, мне ее жаль"

Jewish News


 












































В рейтинге юмористических передач "Городок" занимает далеко не первое место. Он стабильно уступает лидерство всенародно любимому "Аншлагу". Что, кстати, вполне объяснимо. Физиологическую составляющую юмора, на которую рассчитаны многие развеселенькие передачи, Илья Олейников с Юрием Стояновым не особо приветствуют, хотя и не игнорируют полностью. Посмотришь, к примеру, на Илью Львовича - и уже смешно.

— Илья Львович, у вас за плечами очередная крупная драматическая роль — Киса Воробьянинов. Как вы отнеслись к предложению сыграть отца русской демократии и гиганта мысли?
— С радостью согласился! Даже тени сомнения не было. Конечно, если бы мне предложили играть Павла Корчагина, сразу бы отказался — между мной и этим литературным героем нет ничего общего. А я — человек тонко организованный, если в тексте есть вранье, никогда его не произнесу. Например, "Да здравствует Америка!" могу говорить бесконечно, а "Да здравствует советская власть!" не скажу, хоть убейте! Не переношу фальши.
Вообще-то, между мной и Кисой тоже нет ничего общего, но мне этот характер близок и понятен. Как всякий нормальный бывший советский человек, я очень хорошо знаю роман Ильфа и Петрова, поэтому никаких загадок в работе для меня не было. Прочел сценарий и, не сочтите за хвастовство, понял: сыграю хорошо! А если уж говорить совсем честно, то, наверное, подсознательно я всегда мечтал именно об этом персонаже.

— Примеривались к нему?
— Никогда! Это же все равно что прийти в бутик с сумасшедшими ценами и примерять пиджак за восемь тысяч долларов, который ты все равно никогда не купишь. Я всегда жду милостей от природы. А когда они на меня сваливаются, с удовольствием понимаю, что именно этого и хотел.

— Как вы решили вопрос с усами? Воробьянинову их по сюжету сбрили, а актер Олейников расставаться с ними всю жизнь категорически отказывался.
— А знаете почему? Однажды я их сбрил. И могу утверждать со всей ответственностью: зрелище не для слабонервных. К тому же, согласно сценарию, меня еще и брить надо было наголо, а на это я пойти никак не мог: после "Двенадцати стульев" у меня другие съемки, во время которых мне моя, пусть и скудная растительность, понадобится.
В общем, это была критическая точка наших разборок с режиссером картины Максимом Паперником. Но мы приняли соломоново решение. Надели на меня парик, приклеили бакенбарды и огромные тараканьи усы. И когда все это сняли, оставив меня при моих усах и шевелюре, сложилось ощущение, что акт бритья состоялся.

— Воробьянинов для вас — трагическая или комическая роль?
— И в первую, и во вторую, и в третью очередь — комическая. Кису иногда должно быть жалко. Так я его и играю — по-хорошему, по-доброму.

— Но этот "добряк" убил человека.
— Господи, так ведь от бессилия! Это была не месть рецидивиста. Он понимал, что ничего не получит, и решил хоть так что-то сделать. Да и то в результате не добил. А жаль...

— Жаль? И часто вас на съемочной площадке такие чувства посещают?
— Такие — нет. Но нет-нет да и вспыхнет ненависть к режиссеру, который после 10 дублей говорит: "Давайте снимем еще пару раз!". Или к звуковикам, которые постоянно лезут к тебе... в штаны, пытаясь поправить звукопередатчик. Или к гримеру, который в самый неподходящий момент подходит к тебе со словами: "Я вот тут вам бровку немножко подправлю!". Да кто ее увидит, эту бровку, по телевизору-то?! В общем, раздражение посещает меня на работе достаточно часто. Слава Б-гу, оно мимолетное и очень быстро проходит...
Во время съемок "Городка" мы делаем по три-четыре сюжета в день, несколько раз переодеваемся и перегримировываемся. И когда тебя с трех сторон окружают гример, костюмер, звуковик и каждый начинает хапать свою часть тела, это достает!

— Сколько лет вашему "Городку"?
— В нынешнем году исполнилось 11. И это, я вам скажу, большой срок! Для передачи такого формата практически нереальный. Если учесть, что в каждом выпуске приблизительно 10 разных героев, то получается, что мы с Юркой сыграли где-то по полторы тысячи персонажей на брата. За это время отсняли порядка 120 больших программ, по 25 минут каждая. Помножьте первую цифру на вторую — и получите более трех суток непрерывного просмотра.

— Да это же рекорд!
— А все благодаря Стоянову, он же совершенно помешался на этой почве. Готов работать по 24 часа в сутки и при этом жалеть, что времени все-таки не хватило. Юра не только актер, но и режиссер проекта. Во время съемок умудряется и монтажный план выстроить, и оператором поруководить, и ассистентам истерику закатить, и, загримировавшись и переодевшись, сыграть. А какой шум стоит в павильоне, какие вопли! Если не знать, что снимают "Городок", можно подумать, что кого-то убивают! Юрка стал рабом программы: и проклинает ее, и бросить не может.

— Без фанатизма не может?
— Так он и есть фанатик, я его называю "Джордано Бруно с телевизионным уклоном". Понимаете, есть у Юрки одно качество: он не умеет ничего делать плохо. А нагрузка большая, первые четыре года мы же еще и тексты писали, так вообще с ума сойти можно было — все-таки мы не Ильф и Петров. Знали, что через две недели будем снимать очередной "Городок", и к этому времени буквально "напихивались" всяческой информацией и идеями. Потом выкладывали их на стол и выбирали нужное количество сюжетов. Это было очень утомительно!

"У Стоянова пять накладных задниц, одна другой больше: самая большая -настоящий экскаватор"

— А вам как удается сохранить психическое здоровье?
— Так я же не внутри процесса, а снаружи. Приходящий актер: появился, как красно солнышко, отработал и ушел.

— Стоянов не обижается, что вы все время заставляете его женщин играть?
— Раньше злился ужасно! Чтобы вывести его из себя, достаточно было сказать: "Как ты хорошо сыграл тетю Клаву в прошлой передаче!". Теперь привык. В принципе, нет такого актера-мужчины, который не мог бы сыграть женщину. Другое дело, что Юра их сыграл уже около 500, а если говорить о характерах, то минимум 20. Вы еще покажите мне женщину-актрису, которой удалось бы создать столько же образов.
Стоянов время от времени грозится заставить и меня играть женские роли, чтобы я узнал, почем фунт лиха. Но мне мешают усы, с ними можно сыграть разве что знойную даму кавказского происхождения. И все-таки два или три раза я баб играл. Была бабушка с больными зубами, которая все время закрывала рот платком, и француженка, обмахивающаяся веером. А третья — инфернальное существо неопределенного пола, полумужчина-полуженщина, поэтому усы никому не мешали.
Честно говоря, даже если бы я был без усов, есть понятие лица как такового. У меня оно, мягко говоря, неженское. К тому же, когда мы с Юркой только начинали работать, я был уже достаточно пожилой. А он, хоть сейчас в это и трудно поверить, — молодой красивый мальчик, мастер спорта по фехтованию. На него прекрасно ложился женский грим. Вообще, вы замечали, что временами он бывает очень интересной женщиной?

— Поразительно, но факт!
— А уж наблюдать, как Юрка переодевается в очередную бабу, просто удовольствие! Во-первых, у него пять накладных задниц, одна другой больше: самая увесистая — настоящий экскаватор. Столько же у него лифчиков, набитых какой-то туфтой. И вот представьте себе, что он начинает переодеваться: задницу надевает, колготки, лифчик, — и в это время ему кто-то звонит. И он с этими, ничем еще не прикрытыми прелестями, на каблуках и с грудью пятого размера ходит по павильону и совершенно мужским голосом рассказывает кому-то, что и как нужно сделать. Со стороны это смотрится, мягко говоря, парадоксально. Но в группе все уже настолько к таким ситуациям привыкли, что никто и внимания не обращает.

— Вы со Стояновым столько лет работаете вместе, что, наверное, уже сроднились. Это же все равно что длительный полет в замкнутом пространстве орбитальной станции — должна быть идеальная психологическая совместимость.
— Слава Б-гу, это все-таки не космос, поэтому у нас с ним есть возможность выйти из корабля и немножко прогуляться. Но так долго работать вдвоем, безусловно, тяжело. И я вас уверяю, что наши жены знают о нас меньше, чем мы друг о друге. Читаю в его душе, как в открытой книге, — совершенно никаких тайн! Но есть детектив, который и один раз читать не стоит, а есть "Мастер и Маргарита", который можно перечитывать бесконечно. Тем не менее, когда приходит лето, мы с радостью разбегаемся. Вот не виделись уже месяц, и за это время ни разу друг другу даже не позвонили. Только с днем рождения один другого поздравили. И совершенно не скучаем, знаем: впереди у нас девять долгих месяцев обоюдного счастья и любви.

— Вы что же, и не ссоритесь совсем?
— Раньше ссорились, теперь нет. Мы ведь за прошедшее время несколько стадий общения прошли: сначала у нас была невероятная любовь и дружба, потом накатила усталость и начался раздрай, в результате все это сменилось покоем. Поняли, что все равно никогда никуда друг от друга не уйдем. Так чего зря пылить-то, Господи?!

— Может, то, что вы родились в один день, но с разницей в 10 лет, помогает вам общаться?
— Да, у нас с ним день рождения 10 июля, только мне уже 57, а ему еще 47. И какой-то элемент мистики в этом, конечно, есть. Но вопреки всем гороскопам мы совершенно разные люди. Вообще!
Я вам так скажу: все непросто в этом мире. И до того как мы с Юрой встретились, нам было не очень хорошо. И лестница, по которой мы карабкались, чтобы чего-то в этой жизни достичь, была крутой и грязной. Но, значит, так было надо, раз мы все-таки нашли друг друга.
В гороскопы не верю. А вот к экстрасенсам отношусь более чем серьезно. Есть у меня одна знакомая, Галя, которую когда-то молнией по голове шарахнуло, а потом еще и дерево сверху свалилось, чтобы, значит, закрепить успех. И с тех пор она стала видеть то, чего простые люди не видят. Она мне много чего предсказывала, и что интересно, все сбывается.
Например, в 96-м году я с большим трудом заработал энную сумму денег и был безумно счастлив по этому поводу! Она пришла эту квартиру "чистить", так мы, собственно, с ней и познакомились. Посмотрела и сказала: "Вы скоро уедете отсюда. Максимум — через три года". Я ее, конечно, выставил: "До свидания! Спасибо за все!". Мне тогда такое и в голову прийти не могло: куда уезжать?! Квартира на Московском проспекте, лучше ничего уже и быть не может! В ремонт вбухал все, что у меня тогда было. А через три года мы переехали в загородный дом.

"Это в традициях нашего народа: раз просят, надо налить" — Отдельная тема для разговора — "Приколы нашего городка".

— Слава Б-гу, мы от них избавились. Уже два года никого не прикалываем и просто счастливы.

— Чем же они вам так надоели?
— А вы думаете, легко людей разыгрывать? У нас за годы существования этой рубрики не было ни одной подставы, все приколы честные от начала и до конца. И значит, надо было каждый раз придумывать ситуацию, которая провоцировала бы людей на поступки, вызывающие смех у зрителей. Сочинять такие "предполагаемые обстоятельства" очень тяжело! Да и в приколе от нас со Стояновым ничего не зависит: мы не можем подыграть, подтолкнуть людей на нужные нам поступки. Ставим камеру и, как охотники, ждем: попадется кто-нибудь в наши силки или нет. Надоело!
Я четыре года Юрку уговаривал: "Давай уже уберем эти приколы!". Помогло то, что очень уж много развелось на отечественном телевидении разного рода скрытых камер и приколы как жанр в нашей стране просто девальвировались. К тому же 90 процентов их снимается по заранее написанному сценарию, с привлечением профессиональных актеров. Что такое, по сути, программа "Окна"? Прикол с подставой.

— В общем, вам стало неинтересно и вы от рубрики отказались?
— Да. Но иногда вспоминаем: у нас действительно было много отличных сюжетов. Например, когда мы положили в коляску младенца, который мужским голосом просил дать ему... водки. И бутылочка тут же, в пеленках, лежала. Никогда не забуду, как на наш укор: "Как вам не стыдно совать ребенку водку?" — одна баба искренне ответила: "Так он же просит!". Она не удивилась тому, что шестимесячный пацан решил отведать спиртного, да еще и сам ее об этом попросил. Это же в традициях нашего народа: раз просят, надо налить. Ну и, конечно, совершенно потрясающий израильский прикол.

— Неужели тамошний народ столь же простодушен, как бабушка, о которой вы только что рассказали?
— Так мы же бывших наших разводили, эмигрантов-репатриантов. Представьте, в Израиле на дороге стоит советский гаишник, который останавливает проезжающие мимо машины и, помурыжив водителя, беспощадно его штрафует. Попросили нашего приятеля, Милю Ройтмана, который живет в Израиле, он нам помог договориться с полицией. Недалеко от Иерусалима есть караван — так там называются поселки, в которых живут, пока не адаптируются, новые эмигранты. Словом, коренные израильтяне по той дороге не ездили. Вот на ней мы и поставили... родного советского гаишника. В форме, с жезлом — все как полагается.
Роль досталась Стоянову. Знали: все, кого он тормозит, выходцы из Советского Союза. Дело было в апреле, жара жуткая! А Юрка в галифе, кителе, фуражке, хромовых сапогах, еще и шинель сверху. Ох он и ругался: проклинал меня, всю съемочную группу, а заодно и нашу работу. Прибегал к автобусу, одним глотком выпивал бутылку минералки и говорил мне: "Чтоб ты сдох!". — "Это же твоя идея!" — резонно возражал я. "Тогда чтоб я сдох!" — соглашался он и убегал на "пост".
И вот ведь что удивительно: хоть бы кто-нибудь удивился, увидев в Израиле милиционера в советской форме! Нет, все, кто проезжал мимо, безропотно расставались со своими шекелями. Были такие экземпляры, что просто любо-дорого посмотреть!
Под конец Юрка уже не выдержал, прижал очередную жертву к своей машине и спросил: "А вас что, не удивляет, что я, советский милиционер, стою тут, в центре Израиля, и беру с вас деньги?". Знаете, что тот ответил? "Конечно, удивляет — в шинели в такую жару!". И тут Юрка раскололся: "Стоп! Снято!". Честно говоря, это один из лучших наших приколов. Хотя со временем я пришел к не очень веселому выводу. Понимаете, они ведь готовы были платить только за то, чтобы поговорить с русским человеком, пусть даже c гаишником. Спрашивали: "Ну как там, на родине?".

— А самого Стоянова никто не пытался разыграть?
— Был один случай... Несколько лет назад мы сняли рекламу для одной солидной фирмы, а она оказалась очередной пирамидой: хозяева скрылись с народными денежками, помахав всем на прощание ручкой. Объясняться с прокурором в качестве одного из свидетелей поехал я, Юрка был занят на съемках. Вернувшись оттуда, я в павильон не вошел, а сказал водителю: "Серега, передай Стоянову, что дело серьезное — меня замели на неопределенный срок! Пусть подъедет ко мне домой за теплыми вещами".
В Сереге, судя по всему, умер великий актер: сказал как нужно. Все поверили. Стоянов принял удар мужественно, потом преувеличенно бодрым голосом говорит: "Я сейчас на некоторое время уеду. Вернусь — закончим". Помолчал и с надрывом добавил: "Если вернусь...". Из павильона он вышел очень бледным. А тут как раз я стою: "Привет, Юрик!". Он даже не понял сначала, поздоровался и дальше пошел. Потом остановился как вкопанный: "Тебя что, уже выпустили?". Наконец до него дошло, что его банально разыграли.
Что он говорил, я вам повторять не буду. Но поверьте: это было от души! И обиду, кстати, Юрка надолго затаил, при каждом удобном случае отыгрывался. Часто люди, спокойно и с удовольствием разыгрывающие других, очень неуютно чувствуют себя в роли жертвы розыгрыша.

- У вас ведь немаленький опыт съемок в кино?
— Ну, снимался я не так уж и много. По сути дела, на моем счету только одна приличная картина — "Колхоз Интертеймент". Показывали ее в основном по телевизору. Безумно смешная история! Некий колхоз году этак в 86-м получает деньги на развитие культуры. Председатель не знает, как их потратить (а сумма целевая, ни на что другое употребить нельзя), и решает силами селян снять художественный фильм. Себя назначил продюсером, тракториста, который когда-то провалился во ВГИК, — режиссером. Мне досталась роль писателя-алкоголика с претензиями (он считает себя непризнанным гением). И вот у себя в деревне они начинают снимать фильм о войне, но со временем так увлекаются, что начинают... уничтожать друг друга. За эту работу мне не стыдно. Сейчас вот будем снимать продолжение.

— А "Алхимики", где вы играли вместе со Стояновым?
— На мой взгляд, не очень удачный эксперимент. Но это была не наша вина, а режиссера Дмитрия Астрахана. Кстати, недавно он мне позвонил и предложил роль в своей новой картине. Мой герой — пожилой бизнесмен, у которого жена старше его на 20 лет. Наверное, поэтому он постоянно трахается с молоденькими девочками. Режиссер сказал: "Очень трогательная история!". — "Чем это, — спрашиваю, — она трогательная? Тем, что я на протяжении всей картины голый бегать буду?". Он удивился: "Почему голый?". — "Да потому что, — говорю, — он каждые три минуты хватает кого-то за коленку или за более интимную часть тела, а потом следует ремарка: "Сцена переходит в постель". Зачем мне это надо? Я не Николсон, постельные сцены играть не умею!". Хотя к любым новым предложениям всегда отношусь с энтузиазмом.
Очень хочется, чтобы кто-то наконец предложил мне не комическую, а хотя бы нейтральную роль. Понятно же, что на героическую я не тяну... С удовольствием снялся бы, например, у Никиты Михалкова или у Романа Балаяна. Будем надеяться, что такие работы мне еще предстоят. Я ведь чем старше, тем — тьфу-тьфу! — лучше становлюсь. Жаль только, что киношники, хоть и очень нас с Юрой любят, все равно считают, что мы замараны "Городком" и что бы ни играли, это все равно будет смешно.

"Чтобы немного приблизиться к скотскому состоянию, я начал попивать пиво"

— С вами в жизни мистических событий не случалось?
— Ни разу. Даже обидно. Я, знаете ли, никогда не был алкоголиком, но всегда любил выпить. И вот, бывало, приму на грудь 250 граммов водки, лягу, смотрю в небо и думаю: "И где эта долбаная летающая тарелка? Приди! Появись!". Иногда этот сеанс космической связи, который, как правило, носил односторонний характер, продолжался часа полтора. Но ни одна тарелка мне так и не привиделась, хотя многие о таких случаях рассказывают. Наверное, мне в этом смысле не очень везет.

— Или пили мало. Может, 250 граммов недостаточно?
— Пить я бросил еще в 97-м году. А до этого у меня была привычка вечером выпивать 150 граммов водки во время ужина, в гостях — 200, максимум — 250. По-настоящему я напивался раза три в жизни. Впервые это произошло в 17 лет, потом — по случаю окончания училища. А третьего случая даже припомнить не могу, наверное, слишком давно было. И однажды я подумал: "А чего это я пью каждый день? Неужели такой слабохарактерный, что не могу отказаться?". И решил себя проверить. Месяц не пил, два. А потом понял, что мне это не надо. Пять лет вообще спиртного в рот не брал.

— Наверное, страшно собой гордились?
— Не без этого. Но иногда это доставляло мне неудобства. Особенно в гостях, когда все пьют и веселятся, а ты, как дурак, сидишь трезвый. Видишь, как они на твоих глазах превращаются в скотов, а ты невинный, как дитя. Поневоле начинаешь тихо ненавидеть окружающих. Чтобы хоть немного приблизиться к скотскому состоянию, начал тихонечко попивать пиво.

— Вы вообще в последнее время стали поборником здорового образа жизни — спортом занялись.
— Спорт в моей жизни возник неожиданно, как снег на голову! Пару раз я даже пытался погрузиться в себя и выяснить, почему же я все-таки начал им заниматься. И нашел-таки точку отсчета! Все дело в сыне Денисе. Он у меня очень красивый, накачанный мальчик. Но когда я смотрел на его спортивное тело, а потом — на свое дряблое, никакой зависти у меня не возникало. Мне не казалось, что все так уж страшно и запущено. Но однажды, лет пять-шесть назад, мы с ним поехали в Израиль. Пошли на пляж. А поскольку у нас с собой была видеокамера, снимали друг друга. И опять-таки особой разницы между нами я не увидел. Но когда, приехав домой, посмотрел на себя со стороны, мне, мягко говоря, стало неприятно.

— Что же вы такое страшное увидели?
— Больше всего меня поразил намек на "пивной животик", который еще называют "зеркальной болезнью". Знаете почему? Потому что свои, извините, гениталии только в зеркало можно увидеть: животик мешает. А примерно год назад я вдруг решил заняться зарядкой. Сам не понимаю почему.

— Очевидно, в подсознании засело.
— Хотя я и считал, что все это совершенно бесперспективно, но вставал в восемь утра и упорно занимался. Потом купил тренажер. После каждого занятия долго смотрел на себя в зеркало, пытаясь найти малейшие изменения в организме. Через какое-то время оказалось, что задница у меня стала еще больше. Это меня страшно уязвило, а Денис сказал: "Папа, заканчивай эту самодеятельность! Надо с тренером заниматься". Нашел тренера. Им оказался родной брат Димы Нагиева — маленького роста, но невероятно накачанный. Все время таблетки жрет. И весьма обижен на жизнь: считает, что у брата есть все, а у него — ничего, вот и вырос у человека комплекс до небес!
Месяца два я к нему ходил, но он не особенно мной занимался, больше по мобильному телефону разговаривал. Только иногда бросал на меня взгляд и говорил: "Хорошо! Продолжайте в том же духе!". И это при том, что я ему платил 25 долларов за тренировку, которые, как мне кажется, он тут же и проговаривал. Скоро у меня появилось ощущение, что я не столько занимаюсь, сколько оплачиваю его телефонные счета. Пришлось тактично попрощаться. "Знаешь, — сказал я, — по-моему, я переутомился, да и возраст уже не тот. Надо, наверное, немного отдохнуть!". Он не возражал. А я снова начал ходить в зал и заниматься с замечательным тренером, который к нашим занятиям относится очень серьезно.
В сентябре был год, как мы работаем над моей фигурой, и результаты просто потрясающие. Я не только изменился внешне, но и чувствую себя теперь по-другому. Кажется, что мне не 57 лет, а максимум 30-35! В общем, полная гармония формы и содержания. Теперь с удовольствием смотрю на себя ниже пояса. А все брюки, которые стали мне велики, я раздарил. У меня много толстых друзей...

"Если женщина вызывает у мужчины смех, мне ее жаль"

— Как вы считаете, темы для шуток со временем меняются?
— Конечно! Посмотрите программы "Вокруг смеха" 20-летней давности: то, над чем тогда взахлеб смеялись, сейчас даже слушать странно. Мировоззрение не просто изменилось — оно развернулось на 180 градусов. Конечно, если мы имеем в виду сатиру, а не юмор. Почему Чарли Чаплин вечен? Да потому, что в его фильмах нет политики! У меня, например, сейчас очень мало сатирических сюжетов. Они очень быстро стареют. Безумно смешными бывают пародии на рекламу, но как только объект уходит, становится непонятно, над чем потешались. А вот человеческие отношения вызывают смех всегда.
Например, есть у нас такая шутка, которую я в свое время придумал. Роются на свалке два бомжа — он и она. Она (естественно, Стоянов), как и положено женщине, пилит своего спутника: "Ты совершенно не занимаешься моим развитием! Мы не знаем, что происходит в мире! Мы нигде не бываем по вечерам! Почему у нас нет ни одной записи Филиппа Киркорова? Вообще, почему вся культурная жизнь этого города проходит мимо меня?". Он молча выставляет две бутылки водки. "Что это?" — спрашивает она. "Два билета в вытрезвитель. Разливай!". Смешно! Уверяю вас, и через 20 лет над этим сюжетом будут смеяться.

— Вы смешливый человек?
— Юрку Стоянова легко рассмешить, а меня тяжело, почти невозможно. Вообще, юмористы в массе своей отвратительные люди, цинично относящиеся к чужому юмору.

— Как же вы друг с другом общаетесь?
— Кто как. Я, например, стараюсь вообще не общаться. Не хочу. Дело в том, что подавляющее большинство людей, которые занимаются юмором профессионально, я просто не люблю. Более того, они меня раздражают. Райкина нет. Хазанов, который, на мой взгляд, был вторым после Аркадия Исааковича в этом жанре, ушел в драматический театр. Все остальные — кто чуть лучше, кто чуть хуже. А в основном отвратительно. Поэтому всегда стараюсь как можно быстрее отработать свой номер и свалить, чтобы не встретиться с "любимыми" артистами. При таких встречах положено что-то говорить. Сказать, что они все делают хорошо, у меня язык не повернется: не могу я душой кривить. Сказать, что плохо, тоже не могу: зачем людей обижать?

— А как вы относитесь к женщинам-юмористкам?
— К женщинам, пишущим юмор, хорошо. Например, Виктория Токарева — потрясающая, замечательная писательница, в ее произведениях много хороших шуток, настоящего, тонкого юмора. Когда же я вижу женщину, которая пытается шутить на сцене, у меня это вызывает, мягко говоря, неприязнь. Я, конечно, не говорю о Марии Мироновой, которая умудрялась при этом оставаться женщиной, но она исключение. Из нынешних актрис это никому не удается. Может, женщинам вообще не стоит шутить? Не ваше это дело.

— Наше дело — смеяться над мужскими шутками?
— И смеяться тоже. Женщина должна вызывать у мужчины легкое эротическое возбуждение. Если она вместо этого вызывает смех, мне ее искренне жаль.





 

Rambler's Top100 Rambler's Top100