|
Юрия Николаевича Стоянова и Илью Львовича Олейникова теперь можно встретить только на съемках «Городка», а это бывает не так часто. В прочее время артисты заняты собственными проектами.
– Читателей терзают смутные сомнения по поводу прочности вашего творческого союза…
И. О. – Ну устроит Юра мне скандал, ну я – ему… Все равно потом помиримся. Другое дело, что и у него, и у меня сейчас появляется очень много побочных проектов, которые отвлекают от «Городка». Потому что нельзя же все время «есть» одно и то же. Знаете такой анекдот? Мама спрашивает: «Что ты хочешь, сынок?» Он говорит: «Торт». Потом мама снова спрашивает, он так же отвечает: «Торт». А когда его в четвертый раз спросили, он уже ответил: «Рвать!»
– Кино, театр, что еще? Например, вас приглашают выступать на корпоративных вечеринках в «Газпроме»?
Ю. С. – Если хотите угробить какую-то вечеринку, пригласите меня на нее в качестве свадебного генерала. Конец юбилея сразу.
– То есть вне кадра вы комики – грустные по жизни люди?
Ю. С. – А что, я похож на комика?.. Поскольку от тебя все-таки ждут постоянных подтверждений того, что ты делаешь в кадре, то… ты становишься чуть мрачнее для этих людей, чем ты на самом деле являешься. И вот они говорят: «Он ни разу ничего не отчебучил, он мрачнейшая личность». Да не мрачная, но просто… Ну, слушайте, ну, гинеколог, он когда домой приходит, ему курицу подают, он как ее должен разделывать? Извините, конечно, за пикантность. Он ее просто ест. Иначе можно сойти с ума.
И. О. – В нашей работе вообще ничего смешного нет. Смешно должно быть тем, кто смотрит передачу в готовом виде, и это для нас и является конечным результатом. А самое сложное — это «скрытая камера». Обычно Стоянов придумывает ее ночью накануне съемок. Он входит в этакий интеллектуальный «запой», и эта ночь для него благотворна только в том смысле, что за нее он теряет 2–3 килограмма. Это действительно невероятно трудно. Я пару раз пробовал, но у меня ничего не получалось.
– А кто у вас лидер?
И. О. – У нас нет лидера, мы два человека, «запряженных» в общее дело. Но я всегда прислушиваюсь к советам Юры как режиссера. Конечно, не бывает совсем без конфликтов. Мы — два страшно нервных, вспыльчивых, эмоциональных человека, и, естественно, бывают всякие срывы. Обычно мы доводим скандал до апогея, а потом ждем, пока он начнет стихать.
– Кроме «Городка», по телевизору что-нибудь смотрите?
Ю. С. – Не могу себе позволить такой роскоши, чтобы смотреть только канал «Культура». Телевизор – место моей работы, поэтому смотрю его весь. Я режиссер-постановщик передачи, и меня интересуют такие понятия, как картинка, какие-то технологические моменты. Могу что-то не принимать, но должен знать, что происходит на сегодняшнем телевидении, и особенно в кино. «Городок» – набор маленьких историй, которые стремятся к киноповествованию в телеформате. Ловлю невероятный кайф, пытаясь предугадать зрительскую реакцию, рассчитать ее, ведь зритель увидит передачу только через месяц после монтажа. Программа «Городок» – свежий продукт, который положен в холодильник и потом будет разморожен в микроволновой печи.
И. О. – Безумно раздражает то количество детских попок, которые я имею счастье лицезреть ежедневно на экране. Или женские прокладки. У нас даже была пародия на все это: стоят два мужика, один из них говорит: «Я изобрел совершенно замечательные прокладки». Камера отъезжает, и становится понятно, что разговаривают два водопроводчика. В целом раздражает обилие и качество рекламы. Часто ты уже не можешь понять, что смотришь — фильм или бесконечный рекламный ролик.
– Не смотря на загрузку, вы окончательно в Москву не переезжаете. Это петербургский «патриотизм»?
Ю. С. – У меня к Петербургу сложное отношение. Он – не родной. Жванецкий мне как-то сказал: «Старичок, нормальная карьера – это как у меня. Для рождения нужно выбирать правильное место. Это Одесса. Учиться только в Москве. Пожить в Петербурге. А потом обратно – в Москву». Но я больше нигде не смогу снимать «Городок», кроме как в этом ненавистном мне городе.
– Ваш «Городок» – он, наверное, очень провинциальный город? И песня Анжелики Варум, звучащая в финале, эту провинциальную картинку как-то глубоко дополняет...
Ю. С. – Конечно. Хотя песня скорее не про провинциальный городок, а про тот, который у каждого свой. Как и детство. Мы ведь тоже из провинции: один – одессит, другой – из Кишинева. Это наше воспоминание о том городке, откуда мы вышли. У кого-то даже московская улица или двор могут быть таким «городком».
– Вы ведь, Юрий, пробовали заниматься авторской песней: участвовали в фестивалях, давали сольные концерты...
Ю. С. – Это была уже не авторская песня. Для успеха в жанре авторской песни нужно: первое – не уметь играть на гитаре, второе – полное отсутствие голоса, всяческой музыкальности, ну и, разумеется, какая-нибудь ученая степень и полный провал в НИИ. Я не очень-то вписывался в эту модель. Во-первых, был профессиональным актером, во-вторых, очень люблю гитару, умею на ней играть.
– За «Зенит» болеете?
Ю. С. – Я вообще не футбольный фанат.
И. О. – К российскому футболу отношусь скептически. Считаю, что это команда, за которую болеть бессмысленно. Болеешь или нет – результат один. Она проигрывает даже тогда, когда выигрывает. Парадоксально, денег футболисты получают как на Западе, а играют как в Монголии.
– На сколько лет вы себя ощущаете?
Ю. С. – Все время забываю, что следующим летом мне исполнится 50. Совершенно искренне думаю, что будет сорок. Вот на эти сорок себя и ощущаю.
И. О. – А я – лет на 35, хотя на самом деле я на 10 лет старше Юры. Вообще, это неприятный раздрай: на сколько ты выглядишь, обычно себя не чувствуешь. Это какая-то игра своеобразная – все время находиться в мире фантазий. Я тоже ездил когда-то в переполненных троллейбусах, но мне все время казалось, что это временно и скоро буду жить совсем по-другому.
– Говорят, вы перешли на «экологически чистый» образ жизни?
Ю. С. – А я спортом не занимаюсь, хотя раньше фехтовал. Звали в проект «Танцы со звездами», но я отказался – спину, с которой у меня проблемы, надо поберечь. Если бы сорвал ее по ходу программы, пострадал бы «Городок» – мы же не снимаем его впрок. И сказали бы: «Все, дотанцевался».
|
|
