|
К. ЛАРИНА – Думаю: «Когда же он обратит на меня внимание, что я здесь нахожусь?» Итак, Юрий Стоянов в нашей студии. Конечно же, говорить хочется обо всем, и о том, что в телевизоре делает Юрий, и в кино, и в театре, и в частной жизни. Даже не знаю, с чего начать. Как это говорится в известном фильме: «Все поешь». Потому что, конечно же, наши слушатели чаще всего видят Юрия сейчас в экране телевизионном в качестве ведущего большой, огромной какой-то, бесконечно огромной передачи «Живой звук», в которой он и сам поет. И, по-моему, делает это с огромным удовольствием.
Ю. СТОЯНОВ – Это правда.
К. ЛАРИНА – Это то, о чем вы мечтали?
Ю. СТОЯНОВ – Нет, это не то, о чем я мечтал. Но это то, что мне нравится. Мне нравится, что это не лицензионный формат, мне нравится, что это не куплено, что это придумано здесь, на коленках. Придумано это Дмитрием Медниковым, замечательным продюсером. А идея была такая простая. Я думал, у нас будет длинный разговор о том, что это за программа. А он сказал: «Программа такая: пятница, вечер. Не у всех есть возможность куда-то пойти. Давайте то, куда они не пошли, принесем к ним в дом. Вот, например, караоке. И дадим возможность людям побывать в караоке». С одной стороны – для людей. Что это такое для артистов, которые приходят? Дальше я сам уже придумывал. Ведь любой актер – это кладбище неспетых песен. Если это певец. Потому что за песни надо платить. Авторские права наконец-то действуют в России, и действуют иногда очень жестко. Это всегда вопрос денег, сумм, продюсирования. Я пою. Певец становится певцом тогда, когда у него появляется свой репертуар, иначе это все – ресторанное пение, в хорошем смысле этого слова, если я пою чужие песни. Это ресторанное пение. А все, что я не спел, все, что я хотел бы спеть – как этот погост всего неспетого, который есть в каждом приличном певце? И оказалось, что есть невероятная тяга у них к этому. Они испытывают очень большое желание что-то спеть такое, в чем они могут себя проявить максимально. Ведь они действительно поют живым звуком. Они действительно не знают, что они будут петь. Значит, это надо очень любить, надо очень знать эту и мировую классику…
К. ЛАРИНА – В определенной роли, бесстрашием все-таки обладать, потому что в наш фонограммный век это большой риск – так опозориться.
Ю. СТОЯНОВ – Они это делают с таким удовольствием. И для меня это – нравятся ли мне все песни, которые там звучат? Ну, конечно, нет. Но есть плей-лист любого караоке-клуба, и вопрос выбора – это не мой вопрос. Другое дело, что они не выбирают, что я хочу спеть.
К. ЛАРИНА – Лотерея чистая.
Ю. СТОЯНОВ – Ну, да. Это такой случайный выбор. И это всегда дает повод поболтать, пошутить. Есть два мифа. Когда-то слово «спортсмен», в моей молодости (а я был спортсменом) – это, в общем-то, определение. Это кличка была. Ну, «спортсмен». Я не буду говорить, синонимом каких других слов являлось слово «спортсмен». Уже давно все спортсмены хорошо говорят и складывают слова в предложения. И вся попса – это «…» ну, дальше можете продолжать прерванное предложение. Это тоже не так. Нормальные, веселые, сегодняшние, неглупые, современные. А, главное, я с ними как-то моложе себя ощущаю. Правда. А возможность попеть – да, она принципиальна.
К. ЛАРИНА – Но вы-то сами себе выбираете песни? Это не лотерея?
Ю. СТОЯНОВ – Конечно. Кроме трех раз. Те разы, когда они нажимают кнопки – это они выбирают. Но там есть некоторые преференции. Это поставленные мною условия, что, хотя бы, я должен знать, из каких двенадцати песен что может мне выпасть. Я открываю секрет. Я не готов к такой… я все-таки прожил другую жизнь, не внутри страны.
К. ЛАРИНА – Чем этот проект отличается по посылу от «Старых песен о главном»? Здесь нет этого ностальгического момента по старой советской культуре?
Ю. СТОЯНОВ – Его очень мало. Там очень много современных песен. В процентном соотношении не получится 50 на 50. Получится где-то 75 на 25. Это другое соотношение. Все-таки, там 75% современных песен. Что самое тяжелое внутри этого проекта – это очистить, говоря языком продюсеров, очистить песню. Что это означает? Купить право ее спеть в этом караоке-клубе. Поэтому все деньги, бюджет этой программы, съедает не роскошная студия, великолепная операторская группа, режиссура, свет, огромное количество камер и очень мощное техническое оснащение, позволяющее писать живой звук в эфире, а очищение репертуара. Право спеть какую-нибудь песенку – вот это самое дорогое.
К. ЛАРИНА – И кто на себя берет?
Ю. СТОЯНОВ – Продакшн. Конечно.
К. ЛАРИНА – Кстати, интересно с точки зрения юридической. А эти исполнители, которые у вас работают в кадре – они потом имеют право эти песни исполнять в своих концертах?
Ю. СТОЯНОВ – Нет, конечно. Это право на разовое исполнение на канале «Россия» в эфире вот в этот день в этом конкретном выпуске. И все. Вероятно, оговариваются возможные повторы. Один или два. У нее очень хорошие были цифры.
К. ЛАРИНА – Что вам это дает, кроме удовлетворения своих профессиональных амбиций?..
Ю. СТОЯНОВ – Я зарабатываю деньги, это моя профессия. Конечно, да, это оплаченное удовольствие. А это повышает удовольствие. Самые ответственные концерты и самые жуткие – это бесплатные. Это ужасно. Я недавно ездил в Берлин, там было 30 лет Русскому дому, исполнилось. И для всех бесплатный концерт. Это бесплатный концерт. Я думаю: «Юра, ты так волновался, по-моему, лет 25 назад, когда выходил в БДТ на сцену. Откуда это все вернулось, эта генетика вся сработала? Откуда этот тремор? Что за потливость легкая? Что за дребезжание рук, что с коленками у нас?» У меня оно контрпродуктивно, мне волнение мешает. Я экзамены ненавижу сдавать, я их сдавал полжизни. Я это очень не люблю. Я люблю безответственно работать, я люблю баловаться на сцене и в кадре. Мне это нравится. И там я струхнул слегка. И не лучшим образом отработал.
К. ЛАРИНА – Серьезно?
Ю. СТОЯНОВ – Правда.
К. ЛАРИНА – Помимо этой истории «Живой звук», вы еще принимаете участие в различных жюри, в тех же программах…
Ю. СТОЯНОВ – Нет, не в различных. Только в одном.
К. ЛАРИНА – Ну, «Один в один»… потому что я их путаю, названий много. «Один в один» на канале «Россия». К чему я это? Вы наверняка знаете, что я об этом спрошу, потому что Интернет обошел видео-сюжет, связанный именно с этой программой – это какая-то история, когда вы там довели до истерики мальчика, который изображал певицу, по-моему, Наташу Королеву. И таким образом ему сделали замечание, что он, рыдая, убежал за кулисы и раздался звук выстрела оттуда. Главное, название в Интернете: «Стоянов издевается над артистом на шоу Один в один».
Ю. СТОЯНОВ – Все, кто меня знают, не могут представить себе ситуацию, в которой Стоянов издевается над артистом.
К. ЛАРИНА – Я посмотрела, я не поленилась.
Ю. СТОЯНОВ – Да, наверное.
К. ЛАРИНА – «Ах, какой подвиг! Твою мать!» - говорит Стоянов, - «Трудился он неделю в компании высококлассных гримеров, стилистов и педагогов».
Ю. СТОЯНОВ – Это вы цитируете меня?
К. ЛАРИНА – Ну, да.
Ю. СТОЯНОВ – Приятно. И что дальше сказал Стоянов?
К. ЛАРИНА – «Садись, два».
Ю. СТОЯНОВ – «Садись, два» сказал.
К. ЛАРИНА – Поэтому ребенок зарыдал и убежал.
Ю. СТОЯНОВ – Во-первых, этот ребенок – совершенно замечательный человек, Дима Бикбаев, невероятно талантливый, пластичный. Пластичный не в смысле своей пластики физической, а пластичный в профессиональном смысле слова, в смысле многожанровости и его возможностей, с которым я в очень хороших и добрых отношениях.
К. ЛАРИНА – Это я понимаю прекрасно.
Ю. СТОЯНОВ – Сейчас. Тогда мы были абсолютно незнакомы. После фразы «Садись, два» он бросил микрофон и убежал со сцены. Но там нет главной фразы. Я сказал: «Ну, что, вы все так и будете сидеть? С меня корона не упадет, пойду извинюсь».
К. ЛАРИНА – А, вы сказали?
Ю. СТОЯНОВ – Конечно. Я понимал, что шоу не должно останавливаться. Я надеялся, что этого никогда никто не увидит, я это говорил не для камеры. Я пошел за мальчиком, я его обнял, я ему объяснил, как ему дальше существовать. Я ему сказал самое главное, что все лучшее в моей жизни я сделал после критики, иногда очень тяжелой. А все худшее, что я сделал, я сделал после комплиментов. Вот, как ваша программа называется?
К. ЛАРИНА – «Дифирамб».
Ю. СТОЯНОВ – Вот, после дифирамбов я сделал все самое плохое в своей жизни.
К. ЛАРИНА – То есть вас надо ругать? Вы из тех артистов, которых надо ругать?
Ю. СТОЯНОВ – Ну, не публично. Потом эфир закончится, поругаете. И, правда, для меня комплименты, как сахар для диабетика – они противопоказаны. И я извинился, я объяснил ему, что если бы в моей жизни, хотя я не Олег Басилашвили, я не Стржельчик и, конечно, не Товстоногов, но если бы представить по тем временам, что какой-нибудь 57-летний народный артист как-то со мной повздорил, я бы повел себя иначе. Он очень славный и очень ранимый.
К. ЛАРИНА – А у вас не было, кстати, таких случаев в вашей актерской карьере, когда прилюдно вам говорили ужасные вещи про вашу работу на сцене?
Ю. СТОЯНОВ – Я не говорил ужасные вещи. Дело в том, что он стал попрекать нас. Он стал попрекать нас тем, как мы можем не оценить огромное количество труда, которое он в это вложил? Вот это меня тогда взбесило. Кстати, просто остался я. На самом деле, я был просто точкой в том, что до меня говорили три других судьи. То есть Максим Галкин, Ольга Бородина и Леша Чумаков.
К. ЛАРИНА – Вы же понимаете, что меня совершенно не волнует вся подноготная, это просто повод для некоего разговора. Первый вопрос…
Ю. СТОЯНОВ – Повод для разговора простой – надо уметь говорить два слова в этой жизни, которые отличают человека от животного. Всего два слова.
К. ЛАРИНА – Какие?
Ю. СТОЯНОВ – «Спасибо» и «извини».
К. ЛАРИНА – Слава Богу.
Ю. СТОЯНОВ – И испытывать эти два чувства – чувство вины и чувство благодарности. Поэтому я сумел сказать ему и «спасибо» и «извини» одновременно.
К. ЛАРИНА – Юра, вы не ответили на мой вопрос. В вашей жизни были такие случаи, когда прилюдного унижения, именно во время творческих репетиций…
Ю. СТОЯНОВ – Нет, откровенного унижения не было, но были ситуации, когда я воспринимал, как унижающее меня, ситуации некоторых репетиций, скажем, в Большом Драматическом театре. Просто Товстоногов не умел унижать людей. Но его профессиональный разбор носил характер уничтожающий, после которого надо было просто кричать «Мама, роди меня обратно» и менять профессию. Переступить через это было страшно тяжело, страшно. И я был не из тех людей, для которых это было стимулом, я это очень глубоко переживал. Я невероятно зажимался…
К. ЛАРИНА – Мне кажется, для мужчины это особенно тяжело.
Ю. СТОЯНОВ – Для мужчины внутри страшно зависимой женской профессии, конечно, это… Но я как-то, видите, выжил, прошел через все это.
К. ЛАРИНА – Кстати, хотела вам тоже про это напомнить. Сегодня день рождения Светланы Крючковой, и она, кстати, знаю, что она наш слушатель, слушает всегда «Это Москвы», наверняка сейчас нас слышит. Давайте ее поздравим.
Ю. СТОЯНОВ – А вчера был день рождения у моей мамы…
К. ЛАРИНА – Тем более. Она слушает нас, кстати?
Ю. СТОЯНОВ – Я надеюсь. Ну, так, через Интернет, наверное, слушает. Она такая, она у меня активный пользователь в свои 79 лет. А Светлане Крючковой… Давайте поздравим с днем рождения одну из лучших санкт-петербургских и российских актрис, абсолютно ни на кого не похожую, которая никогда не боялась быть некрасивой в кадре. Это очень высокое качество для актрисы. Которая всегда исповедовала какие-то совсем другие вещи, не то, как я выгляжу, а то, чем я живу в кадре. Конечно, уникальная актриса, и этим сказано все.
К. ЛАРИНА – Конечно же, не могу я не спросить про то, на каком фоне сегодня происходит наш разговор. Тем более вспоминала фильм «Двенадцать» и поняла, что, как минимум, человек пять из этого фильма Никиты Михалкова родом с Украины. Алексей Горбунов – Киев, Юрий Стоянов – Одесса.
Ю. СТОЯНОВ – Петренко.
К. ЛАРИНА – Петренко из Чернигова. Сережа Гармаш из Херсона. Сережа Маковецкий из Киева. Говорю, и у меня прямо мурашки. Понимаю, что сегодня для каждого из этих людей то, что сегодня происходит, это какая-то боль сердечная, открытая рана. Знаю, со многими из них разговаривала, разговаривала с Гармашом буквально недавно по телефону. Это просто какое-то невероятное чувство люди сегодня испытывают. Поэтому, конечно, не могу вас не спросить, Юра, как вы это все переживаете? Тем более, что у вас вся родня оттуда и там находится.
Ю. СТОЯНОВ – Я отвечу вот так, это не моя фраза. По-моему, это сказал Гейне или Гете. Ну, пусть меня простят знатоки немецкой поэзии. «Мир раскололся пополам, и трещина прошла через сердце поэта». Я не поэт, но трещина имеет место, конечно. Говорить… все, на самом деле, уже сказал Солженицын, в котором текла и русская, и украинская кровь, начиная с 68-го года, который тогда уже предвидел и описывал российско-украинский конфликт. Конечно. Это моя огромная боль, это моя огромная тревога. Я родился в Одессе, я живу в России. Мои дети здесь, мои родственники там. И я желаю добра обеим сторонам. И все погибшие люди, независимо от их принадлежности партийной, от их пристрастий, от того, за кого они и против кого они… сейчас важнее, кто против кого, все больше и больше, а не кто за кого… для меня это личные потери. Я хочу мира нашим странам. Извините за банальность. Больше сказать не могу.
К. ЛАРИНА – Могу так тогда спросить, в качестве резюме. А что в ваших возможностях как представителя интеллигенции?
Ю. СТОЯНОВ – Я говорил всегда об этом… Моя позиция не только в связи с этой страшной историей, в связи со всем, что происходит… Кто-то может ее назвать позицией уклониста, позицией человека, привыкшего к красивым обтекаемым оговоркам. Но я так говорю лет 25, может быть, больше. Моя профессия – не ссорить. Я не пропагандист. Я актер. Я знаю, что внутри моей профессии очень сложным, каким-то сложно-рикошетным способом я в состоянии сближать людей. Очень скромно, с моими очень маленькими возможностями. Вот, очень простой пример – если в разных точках земного шара по-разному думающие люди, ненавидящие друг друга, любят меня – я и есть мостик. Как это ни странно. Я говорю это очень искренне. Это правда. Я не ссорю. Потому что мы живем в то время, когда любая публично высказанная позиция может поссорить, а не объединить. Как это называлось? Уклонистом?
К. ЛАРИНА – Давайте не будем. Мастеров наклеивания ярлыков у нас в избытке в нашей стране.
Ю. СТОЯНОВ – Вот, я не хочу быть рядом с ними.
К. ЛАРИНА – И хорошо.
Ю. СТОЯНОВ – Я хочу, чтобы, когда меня видели, не плакали и не пугались, я хочу, чтобы улыбались и говорили: «Здравствуйте, Юрий Николаевич». Или «Вітаю, Юрій Миколайович».
К. ЛАРИНА – В одном из интервью за последнее время, которое появилось я уже не помню где, я прочитала ваше определение сегодняшнего времени. Как я понимаю, эта ваша оценка относится не только и не столько, наверное, к событиям политическим, а к чему-то другому. «Я впервые за много лет, впервые ко мне вернулись тревоги детства» - говорите вы. – «Мы – страна больших страхов. И не честь безумцу, которые навеет человечеству сон золотой, а слава человеку, который его успокоит. Я очень хочу покоя». Вот, про большие страхи – что вы имеете в виду. Это какая-то атмосфера?
Ю. СТОЯНОВ – Я вспоминаю начальную школу и свое детство. Ведь мои родители – это люди, которые не воевали, а которые пережили войну подростками, юношами и девушками. Тяжелые эвакуации, а отец оккупацию мой пережил.
К. ЛАРИНА – Они там были во время войны?
Ю. СТОЯНОВ – Да. Мой отец был под Одессой, а мать была эвакуирована из Сталинграда в период самых тяжелых его бомбежек туда, в Ташкент. Очень сложным путем, потерявшись с родней. Дети, они потерялись – брат и сестра. А отец во время оккупации был в болгарской деревне, эти болгарские села, которые вокруг Одессы. Плюс уроки гражданской обороны в школе, плюс ежедневные тренировки, куда падать и как закрывать голову от взрыва. И вечные НАТОвские самолеты, которые должны меня уничтожить. И это володинское финальное из «Пяти вечеров» «лишь бы не было войны», которое звучало постоянно. И фильмы… великие фильмы, в том числе. Великие фильмы о войне. И все это – эта фобия какая-то, это страх. Во-первых, почему-то страх толпы, массовых беспорядков, жутких. Почему-то я не мыслю себя частью толпы. И чего-то страшного, и какой-то очень большой беды. Поэтому я вспоминаю какие-то неухоженные, неприбранные, безалаберные годы с точки зрения политической и экономической. Понимаешь, что в них надо ценить хотя бы то, что это были годы покоя. Я имею в виду, что очень тяжело здоровому человеку переживать состояние тревоги. Оно может стать фобийным. А фобия – это уже заболевание. Ну, что, феназепам принимать что ли? Это тоже плохая привычка.
К. ЛАРИНА – Знаете, про эти фобии и эти страхи – у нас всегда в них не было недостатка в любое время, и в советское, просто в советское мы как-то закрывались от них, под одеялом сидели.
Ю. СТОЯНОВ – Знаете, как у Чехова, вспомните, вдруг в «Неоконченной пьесе», то, что Ромашин играл персонажа, он говорит: «А сейчас в Африке где-то туземец сел в пирогу и думает: «Поеду-ка я за бананами». Иногда так позавидуешь человеку»…
К. ЛАРИНА – Который все время газету читал, персонаж…
Ю. СТОЯНОВ – Да-да-да, вот, он почитал газету, и в конце резюмировал: «Поеду-ка я за бананами, сяду в пирогу». Но я надеюсь… как бы я хотел, чтобы это было только мое личное ощущение, но я за то, что замечательно, когда развеиваются тревоги. Такое замечательное чувство, когда бывает спокойно. Когда идет дождик на улице, тихо, идет какая-нибудь плохая развлекательная передача по телевидению.
К. ЛАРИНА – Которую хочется сделать потише.
Ю. СТОЯНОВ – Пусть даже потише, но про что-то другое. Вот сейчас прошел фильм Тиграна Кеосаяна по «Первому каналу» или где-то там… «Море, горы, керамзит». Как он замечательно смотрелся, этот фильм – иронично…
К. ЛАРИНА – Я молчу, умолкаю.
Ю. СТОЯНОВ – Иронично…
К. ЛАРИНА – Давайте, не будем про это говорить, а то я сейчас… Это ваш теперь «Дифирамб», делайте, что хотите.
Ю. СТОЯНОВ – Это не мой дифирамб, это мейнстримовский вариант того, как хорошо это смотрится.
К. ЛАРИНА – Я про другой хочу фильм спросить, которого мы еще не видели.
Ю. СТОЯНОВ – Про какой?
К. ЛАРИНА – Который сейчас в работе, насколько я знаю. Я прочитала про него, и мне показалось, что это должно быть что-то интересное. Это «Бабье лето» Светозарова.
Ю. СТОЯНОВ – Очень интересно.
К. ЛАРИНА – Что это такое, расскажите.
Ю. СТОЯНОВ – Во-первых, уникальный совершенно режиссер. Я никогда с ним не работал.
К. ЛАРИНА – Это питерский режиссер – Дмитрий Иосифович Светозаров.
Ю. СТОЯНОВ – Сын великого, потрясающего Хейфица. Я провел одну программу на канале «Культура» с ним, которая называется «Большая семья». Замечательная была передача. И как-то так произошло, что он вспомнил обо мне, когда решал по кастингу, кто должен играть этого персонажа. И в первый съемочный день он с ужасом вспомнил, что там надо играть на гитаре, что этот человек – спившийся бард.
К. ЛАРИНА – Очень популярная нынче какая-то тема.
Ю. СТОЯНОВ – И он забыл о том, что я, в общем, на гитаре играю, владею этим инструментом. И когда он увидел… я ему показал в репетиции кусок, я увидел, как он просветлел. Я понял, что как-то не очень он пропорционально тому, что я сделал, обрадовался. А он обрадовался потому, что, слава Богу, я играю, а он об этом забыл. Это замечательная совершенно история. Впервые в жизни я вошел в такой павильон. Я никогда не был в таком павильоне. Я вошел в построенную петербургскую квартиру, которая есть по сей день. Я в такой квартире когда-то жил, там формально ни одной рамочки не висит. Там даже часы, вилки, ложки, скатерть, фотографии, книги… настоящие книги, которые в книжных шкафах. Я с такой любовью не видел еще декорации сделанные. Это история о двух женщинах…
К. ЛАРИНА – Это сериал?
Ю. СТОЯНОВ – Это сериал, и довольно большой. Я бы не сказал, что очень населенный. Я бы не сказал. Две женщины за 40, которые влюбляются, по основному сюжету, в молодых людей моложе их. В мужчин, которые моложе их. Но очень милых, очень интеллигентных, очень неустроенных.
К. ЛАРИНА – А ваш герой?
Ю. СТОЯНОВ – А мой герой – окончательный мерзавец, которых я не играл ни разу в жизни, первый муж, с которым развелась героиня. Который возвращается в этот дом спившийся, обнаглевший, опустившийся в прошлом бард. Но надо же искать какую-то боль, так же не интересно играть.
К. ЛАРИНА – А как вы бардом, в принципе…
Ю. СТОЯНОВ – По-разному. Вот, одного сыграл. Посмотрите.
К. ЛАРИНА – Но вы кого-то имели в виду, когда работали над этим образом?
Ю. СТОЯНОВ – Нет, нет. Никого конкретного. Я имел в виду тип некий человеческий, скорее, не из этого жанра. Я скорее имел в виду актера несостоявшегося, но с гитарой. Я не могу сказать, что это очень большая роль. Она заметная. Но мне как иногда приятно играть мерзавцев!
К. ЛАРИНА – Кстати, по поводу не мерзавцев, а вообще различных способов существования в образах. У нас сегодня очень популярная тема… она, в общем, всегда была популярна, но сейчас с особенной остротой вышла – переодевание мужчин в женщин и женщин в мужчин.
Ю. СТОЯНОВ – Я думал, уже это затухло.
К. ЛАРИНА – Я не понимаю, почему мы с такой агрессией воспринимаем любое внедрение чужого человека, который позволяет себе со своим полом играть? Я имею в виду эту несчастную Кончитту или этого парня, который победил на Евровидении… мне абсолютно все равно, что с ним происходит…
Ю. СТОЯНОВ – По-моему, это не парень. Он себя не позиционирует как парень.
К. ЛАРИНА – Это неважно. Неважно, кто он.
Ю. СТОЯНОВ – Совершенно.
К. ЛАРИНА – Мне так стало его жалко, когда я поняла, что вся страна, все ракеты наши, все боеголовки были направлены на это несчастное тельце с бородой. За что они его так? Я в этой связи вспомнила, когда вы ругались на этого мальчика, который тоже был в женском обличье…
Ю. СТОЯНОВ – Я за другое.
К. ЛАРИНА – И он еще тогда сказал, этот мальчик, между прочим, что жюри он очень понравился в этом образе. И они, чтобы это скрыть, специально его засудили.
Ю. СТОЯНОВ – Да не говорил он это. Да ну, бросьте. Я как человек, который сыграл 2000 женщин…
К. ЛАРИНА – Где вот эта грань, которая между пародией, милотой, обаянием и юмором и какой-то паталогией?
Ю. СТОЯНОВ – Конечно, там грани нет. В случае с Кончиттой – это медицинская история, это понятно. Это не шутка была. Это действительно человек, который позиционирует себя вот так. Ну, я всем говорю… вы же на радио работаете, вы же ящик не смотрите. Если бы вы послушали его песню и ничего не знали, что бы вы услышали? Вы бы услышали хороший голос, хороший голос. Не женский. И приличную песню. Правильно? Правильно. Отнеситесь к этому как к приколу, хотя я сам понимаю, что это не прикол, конечно, никакой. Но вот такая данность, есть такой человек. Я думаю, что молодежь голосовавшая не обязательно проявляла в этом случае толерантность или руководствовалась какими-то высокими европейскими ценностями, а на самом деле могли к этому отнестись как к такому, в том числе, и приколу. Ну, да. Где грань? Грань очень простая. Грань – она всегда в отношении. Для меня комплиментом всегда было, самым высоким, когда я играл женщин, если кто-то говорил… мне неудобно об этом говорить, но если кто-то говорил: «Ты знаешь, не мог на твоем месте представить актрису». То есть я сыграл лучше, чем актриса. Потому что во мне была та маленькая дистанция, которая давала понять мое отношение к этой женщине и к женщинам вообще. Мужчины, который их любит, который знает их слабости, знает их сильные стороны. Но у меня есть уникальная возможность. Мне Бог дал возможность это показать, это выразить. Ну, вот, была у меня такая способность. Может быть, и осталась, я не знаю. Я давно этого не делал. Потому что каждый раз для меня это было веселое путешествие.
К. ЛАРИНА – А вы это интуитивно чувствуете, что дальше нельзя, дальше будет пошлятина? Это очень тонкая грань.
Ю. СТОЯНОВ – Конечно, грань очень простая. Чтобы это не стало медицинским случаем. Понимаете, да? Если человек… я переодеваюсь, потому что в этой паре было два мужчины. Я не хотел этот пласт потерять, мы не хотели. Он и она. Значит, один должен был играть. Ну, понятно, что это нужно было делать мне по некоторым внешним особенностям. У меня такая рожа… такая… в любом фильме за любой стол посадить можно. На мне что нарисуй, тем я и буду, я как холст.
К. ЛАРИНА – У меня есть любимый фильм у Стоянова. Боюсь не сказать.
Ю. СТОЯНОВ – «Человек у окна»?
К. ЛАРИНА – Да, да.
Ю. СТОЯНОВ – Да, я его очень люблю. И мой любимый фильм.
К. ЛАРИНА – И роль.
Ю. СТОЯНОВ – Ну, грань всегда в отношении. А если ее нет, если страстное желание переодеться ради того, чтобы побыть женщиной – эта грань перейдена, вот и все.
К. ЛАРИНА – Если говорить о мировом кинематографе, есть же блестящие примеры. Конечно же, это Тони Кертис и Джек Леммон «В джазе только девушки».
Ю. СТОЯНОВ – Конечно, конечно. А Хоффман?
К. ЛАРИНА – Хоффман, да.
Ю. СТОЯНОВ – Но когда приводят пример с Калягиным – он не совсем верный, потому что Калягин играл мужчину, переодевшегося волей обстоятельств женщиной. Поэтому там было смешно, это было отношение. А вот так в кино я бы не стал играть женщину, если бы на полном серьезе, если это не объяснено приемом, просто ради фишки…
К. ЛАРИНА – Табаков сыграл в «Мери Поппинс».
Ю. СТОЯНОВ – Очень смешно. Но он сыграл, все-таки…
К. ЛАРИНА – Внимание, я выхожу.
Ю. СТОЯНОВ – Это жанровая история. Было отношение, безусловно. Там было очень много наблюдений, там было отстранение от персонажа, и он сам веселился тем, что делал. Вот это очень важная штука – отношение. Вот грань.
К. ЛАРИНА – Про театр скажете? Или вы не хотите ничего там больше делать?
Ю. СТОЯНОВ – Нет, я ужасно хочу.
К. ЛАРИНА – Вам очень идет театр. Я понимаю, что у вас какая-то фантомная боль случилась…
Ю. СТОЯНОВ – Мы с вами после «Женитьбы» говорили… на меня столько собак тогда навешали, что я и не того зрителя во МХАТ привел, что я привел какого-то телевизионного зрителя. Я говорю: «Слушайте, мечтать любой театр может о зрителе, который от 30 до 60, это люди интеллигентных профессий». Вот фокус-группа. Если я перетащил аудиторию программы «Городок». Что это аттракцион, и что они пляшут под мою дудку. Я прочитал одну хорошую рецензию, но очень тяжело очень многим критикам воспринять телевизионную персону, каковой они меня считают, на театральной сцене. А я все-таки во МХАТе, мне кажется, хотя бы в этой маленькой труппе внутри театра, труппе внутри театра стал своим человеком, равным среди равных. И я знаю, что скоро мне последует из этого же театра предложение. Я его жду.
К. ЛАРИНА – Новая работа во МХАТе? Прекрасно.
Ю. СТОЯНОВ – Да.
К. ЛАРИНА – Вы стали абсолютно частью этого театра, это даже видно…
Ю. СТОЯНОВ – Нет-нет, я приходящий человек. «Воскресный папа».
К. ЛАРИНА – Ну, это видно всегда. Я смотрела… какой же был вечер, то ли табаковский…
Ю. СТОЯНОВ – Олега Табакова, да.
К. ЛАРИНА – Блестяще выступил, просто.
Ю. СТОЯНОВ – Я выступал и у Табакова, я выступал еще у Смелянского и, в общем-то, чувствовал себя там своим человеком. Вы знаете, я такой – тяжело сходящийся, но мне там внутри как-то очень хорошо.
К. ЛАРИНА – Ну, окей. Мы тогда будем ждать новой театральной работы в Московском Художественном театре.
Ю. СТОЯНОВ – Я надеюсь. Хотелось бы в нем.
К. ЛАРИНА – Юра, поскольку у нас время уже подходит к концу, а у нас в финале, естественно, музыкальный момент… мы хотим, конечно, вспомнить вашего замечательного партнера которого сколько времени уже нет? Год? Больше?
Ю. СТОЯНОВ – Больше.
К. ЛАРИНА – Больше года. И все-таки я понимаю, что для вас это такая потеря какого-то очень важного органа.
Ю. СТОЯНОВ – Я понимаю это с каждым днем. Я еще понял одну большую вещь. Я знал, что Илюша очень хороший артист. Но проходит время, я очень редко пересматриваю «Городок», крайне редко.
К. ЛАРИНА – Почему? Тяжело, да?
Ю. СТОЯНОВ – Не знаю, но редко. Но те разы, я вспоминаю, когда я смотрел, стал приходить к одному выводу. Я это чувствовал, но я никогда ему об этом почти не говорил. Мы знали, что мы потрясающая пара. Пара, я об этом всегда смело… Я знал, что мы гениальная пара. Пара. Потому что это уникальное создание, чтобы образовалась пара.
К. ЛАРИНА – Карцев и Ильченко, например.
Ю. СТОЯНОВ – Конечно, конечно. Но я знал, что он фантастический партнер, это как бы другая профессия. Поэтому мы могли говорить о себе как о паре любые комплименты, потому что мы не хвалили каждый себя. Я не говорил, какой я артист. Но я понимаю сейчас, что он потрясающий артист. По мягкости, по этой такой якобы невыразительности, почти жангабеновской. И вот это умение отдать территорию партнеру.
К. ЛАРИНА – Это редкий дар.
Ю. СТОЯНОВ – О, какой это дар! И знать, что если мой партнер играет хорошо, я тоже буду играть очень хорошо. Поэтому пусть мой партнер играет как можно лучше. И как он ощущал это поле, для меня. Как он готовил эту репризу, которую сейчас я должен выдать. Я вижу эти вещи, которые, конечно, никто из нас не декларировал и не формулировал, но я вижу, что я, помимо, конечно, потрясающего партнера, я в нем чем дальше, тем вижу очень большого артиста. Независимо от того, какая мы были пара. Уже вот так. И, конечно, уникального человека и товарища. Уникального.
К. ЛАРИНА – Давайте, мы вспомним в конце нашей встречи замечательного актера, партнера и товарища – Илью Олейникова. Юрий Стоянов – наш гость. И песня, которую вы сейчас услышите, это как раз посвящение ему.
Ю. СТОЯНОВ – Да, это я ее написал памяти Ильи.
К. ЛАРИНА – Спасибо.
Ю. СТОЯНОВ – Спасибо вам.
|
|
