Главная Видео Илья&Юра Авторы Всё&Вся Форум Анекдоты Модест

Юрий Стоянов: если бы встретил Лену раньше, мог избежать трагических ошибок

ТЕЛЕНЕДЕЛЯ
Наталия ЮНГВАЛЬД-ХИЛЬКЕВИЧ


 




























— В 46 лет у меня появилась дочка. Я приехал в роддом с очередных съемок апрельского «Городка» — едва успел! Cтоял за стеклом операционной и смотрел, как все происходит. Когда Катюха родилась, акушерка, взглянув на нее, произнесла: «Папина дочка!» Я был счастлив!

Я и хотел девочку, именно девочку. Когда потом меня пытали вопросом, говорила ли мне жена, как в плохом сериале: «Вот, милый, я подарила тебе дочь» или еще какую-нибудь слащавую ерунду, я улыбался. Потому что Лена сказала мне, кивая на дочь: «Ну, Юрочка, посмотри на свою работу!»

Как только жену из родильной перевели в палату, я надел халат врача, шапочку, бахилы, маску — одни глаза видны, не поймешь кто — и пробрался в послеродовое отделение. Роженицы, встречавшиеся по пути, задавали какие-то вопросы. А я, прорываясь к жене, давал вполне квалифицированные ответы. Мой отец всю жизнь проработал гинекологом, и в детстве я вынужденно был погружен в атмосферу работы отца, который бесконечно решал вопросы появления человека на свет. Так что никто меня не разоблачил...

С появлением в жизни дочери я перестал бравировать бессонными ночами, когда, чтобы смонтировать программу, ты выкуриваешь сколько-то пачек сигарет или выпиваешь бессчетное количество чашек кофе. Все эти состязания в самоуничтожении были закончены. Я наконец-то пришел к пониманию, что себя нужно любить. Это не проявление эгоизма, а степень ответственности перед ребенком. Осознаешь, насколько ему важно, чтобы родители жили как можно дольше, — и начинаешь молодеть. У меня вообще счастливое стечение обстоятельств. Я не молод, но у меня и маленький ребенок есть, и мама жива.


Я осознал, что такое чудеса природы

— Катюша, подрастая, оказалась копией моей мамы, и дело не только во внешнем сходстве. И повадки, и жесты, и взгляд, и даже характер бабушки через поколение поселились в ней. От женщины через мужчину передавшиеся девочке качества — cовершенно потрясающая штука! Я осознал, что такое чудеса природы. Первые полтора года, когда Катюшу было невозможно уложить спать, проходили очень непросто. Она засыпала только на руках, и то если качаешь ее и одновременно ходишь. Стоило присесть, как она сразу начинала кричать… Сейчас Катюхе семь лет, уже в школу ходит. Дети очень быстро растут — вот в чем ужас. А ты где-то затормозился и продолжаешь относиться к ней, как будто ей два года. А она уже другая. И даже начинает тебя стесняться. И в пузо ее уже особо не поцелуешь. А когда говоришь: «Ты моя кукла!», она отвечает: «Я не кукла, я — человек». Самая высокая в классе. Ее первое слово было, естественно, «мама». Я считаю, что это даже фонетически ребенку легче сказать, чем «папа». Ну, это я себя так уговариваю. И вообще, не папа же рожал!

Зато я дал дочке имя.

Катюша взяла от моей матери все качества, которые сегодня не ко времени. Например, очень чувствительная, слишком ответственная, очень переживающая. Ей бы лет 150 назад родиться. И был бы я рядом с ней эдаким просвещенным помещиком, о котором мечтали русские литераторы. Это говорю я, у которого предки сплошь крестьяне да рабочие. У меня часто возникает ощущение, что за окном не ее время. А как ее подготовить? Растить более циничной? Это насилие. Адаптировать к плохому, что мы ассоциируем с нашим временем? Тоже бред!

К немолодым папам относился с подозрением

— Стараясь сегодня уделять как можно больше времени Катюше, я тем самым, наверное, как бы извиняюсь перед старшими детьми, в воспитании которых не очень-то принимал участие. Мой диагноз себе самому, каким я был 30 лет назад, — полная инфантильность! Мы все тогда — в 21, 23 или 25 — были значительно менее самостоятельны и ответственны, чем сегодняшние ребята. Мы тотально зависели от родителей — по причине маленьких зарплат и нулевого социального статуса. Все тогда считали, что человек по-настоящему может встать на ноги только с помощью родителей. Не обязательно папы-профессора и мамы — директора педагогического училища. И я, и мои сверстники регулярно получали от родных посылки и денежные переводы… А семьями обзаводились с первого взгляда, после первого поцелуя. Все было иначе, чем сейчас. И нужно было прожить большой промежуток жизни, чтобы понять меру своей ответственности и без­от­ветственности. Цену, которую пришлось заплатить мне, знаю один я. И это моя личная проблема.

В свои 20 я с подозрением относился к немолодым папам. Думал: на что они рассчитывают, рождая детей так поздно, да еще в стране c порогом смертности 53-57 лет? Позже узнал, что на Западе поздние браки и появление детей в зрелом возрасте — норма. Сначала мужчины строят карьеру и материальную основу для жизни, а уж потом обращаются к семейным ценностям. Но когда ты молод, педагоги, которым еще нет сорока и которые крутят романы с твоими однокурсницами, кажутся тебе глубокими стариками. Мне трудно было поставить себя на место этих людей, до тех пор пока сам не стал вдвое старше.


Большую часть жизни я был неуспешен

— Если раньше я стремился быстрее уйти на работу, то теперь для меня важнее всего — быстрее вернуться домой. Давно всему человечеству известная формула счастливого человека впервые стала понятной и мне. Конечно, я держу в уме то, что семья будет в порядке, когда все благополучно на работе. И многое организовал так, чтобы иметь возможность быть рядом с родными как можно дольше. Например, «Городок» с появлением Интернета и Скайпа мы довели до такого уровня, что его можно и сочинять, и монтировать намного быстрее и технологичнее. Но я как был, так и остался трудоголиком.

Иногда я размышляю о том, что в нашей стране продолжительность жизни меньше, чем в других странах, не от болезней, а от ощущения собственной ненужности. Человек с середины жизни начинает бояться старости. Американец ждет пенсии, зная, что он будет в социальном плане защищен и счастлив. Он сможет отправиться путешествовать. Посвятить время детям. Заняться пресловутым американским газоном. А у нас старость — это то, чего стыдится государство и что раздражает чиновников. Они произносят: у нас на каждого работающего приходится столько-то неработающих. Как будто говорят: да сдохни ты, чтобы работающих стало больше! И старики начинают умирать, ощутив себя лишними. Пенсия, тысяч семь, которую мне когда-нибудь назначат, вряд ли поможет моей семье свести концы с концами.
Я с моим дорогим партнером Илюшей Олейниковым 20 лет занимаюсь тем, что смешу народ. Мы прошли непростой путь и не озлобились, сохранили способность воспринимать мир с хорошим настроением. В детстве мне бабушка говорила: «Не кривляйся, когда дует ветер. Таким и останешься». Лет через пятнадцать я понял: не пережимай, не наигрывай.

Самое тяжелое в профессии артиста — оправдывать ожидания зрителей, связанные с его привычным амплуа. Часто актеру дают текст чуждый, и он мучительно пытается «натянуть» его на себя. Вот почему любой артист всю жизнь готов ждать «свой» фильм. Мне безумно повезло: в прошлом году я сыграл главную роль в фильме режиссера Дмитрия Месхиева «Человек у окна», сценарий которого написал мой друг Илья Тилькин (недавно на канале Россия состоялась телепремьера картины. — Прим. «ТН»). Мой герой не совершает подвигов: не прыгает с 12-го этажа, не стреляет, не дерется, не тонет. Но я получил персонаж, с которым у нас совпали многие болевые точки.

Говоря о фильме, хочется соответствовать масштабу события — скромному ночному телепоказу. Одно дело, что для меня это профессиональный отчет перед самим собой о прожитой жизни. И совсем другое — чем он станет для зрителя.

Вы можете спросить, был ли я неуспешен в жизни. Искренне отвечу — был, причем большую часть. И тоже немало времени проводил у окна, вглядываясь в прохожих. Угадывал их настроение, желал удачи, если чувствовал, что человеку плохо. Вряд ли нужно идентифицировать меня с этим героем на все сто процентов. И два любовных треугольника, в которых он оказывается, мягко говоря, не совпадают с моей собственной жизнью. Но что такое быть влюбленным, быть любимым и быть нелюбимым — я тоже хорошо знаю. Что такое преданность и что такое предательство — с этим я тоже знаком.


У нас у обоих были семьи

— Иногда задаю себе риторический вопрос: почему мы встретились с Леной только в 1998 году? Не в обиду никому будет сказано, мне жаль, что этого не произошло пятнадцатью годами раньше… Возможно, не пришлось бы совершить столько ошибок, в том числе трагических. Так что к прошлой жизни у меня очень серьезные претензии, адресованные, впрочем, самому себе. А кому предъявлять обиды, если сам сделал несколько неверных шагов? Например, не послушал родителей, женившись в первый раз. И наворотил такого, что сделал больно не только себе, но и сразу нескольким семьям. Но жизнь, как и любовь, не имеет сослагательного наклонения.

Лена работала в фирме, которая спонсировала «Городок», и в Петербург наведывалась сугубо по делам. Встретив ее, я начал распускать перья, пижонить и пускать пыль в глаза. Снимал номера в самых престижных гостиницах — «Астории», «Европе»: абсолютно одесский вариант ухаживаний. А где еще встречаться? У нас обоих были семьи. Но Лена меня ни у кого не отбивала и у детей не отнимала. Сложилось так, что моих сыновей от первого брака к тому времени уже воспитывал другой мужчина. И будь я счастлив во втором браке, не стал бы что-то менять. Зашла бы Лена в гримерную — я бы просто отметил, что она красивая женщина. Но к моменту нашей встречи я был готов к переменам.

Бывает и так, что ты счастлив, а продолжаешь увлекаться другими женщинами… Но это просто такой мужской блуд. В моей жизни и такое бывало, но очень давно. Тут главное — не додуматься до идеи, что после сорока мужику положено бросить прежнюю семью и жениться на молодой. Я всегда умилялся, видя, как некоторые пары проносят любовь со школьной скамьи до самой старости. Как на картинку смотрел, когда уже немолодые люди — Раиса Максимовна и Михаил Сергеевич Горбачевы шли держась за руки зачастую во время протокольных мероприятий.

С Леной мы встретились 12 лет назад, живем вместе — 10. На людях не называем друг друга «любимый» и «любимая». Но ощущение счастья не проходит. У меня и в мыслях нет сказать жене: «А помнишь, как было хорошо когда-то?» Когда двое начинают вспоминать больше, чем мечтать, — это первый звоночек. Намек на то, как хреново теперь. Существует множество признаков, по которым можно определить, что любовь кончается. Они почти физиологические. «Не хочу» — это уже результат. А начинается с того, что больше обращаешь внимание на других женщин. К жене начинаешь относиться как к данности. И домой не тянет… А наши с Леной размолвки происходят, только когда нужно расставаться. Я терпеть не могу уезжать из дома, быть далеко от нее. В момент отъезда на вокзале или в аэропорту — прямо бзик какой-то — становлюсь особо раздражительным и нетерпимым. Вот почему почти всегда Лена ездит со мной. И работу оставила, чтобы мы могли быть вместе. Поверьте, с тремя детьми (старшие дочери — Ксюша и Настя) забот дома предостаточно! Иногда с девочками остаюсь я, но слова «на хозяйстве» ко мне давно неприменимы. Я еще до встречи с Леной «похозяйствовал», когда особо не было работы. Был рукастым и много чего по дому делал. И сейчас бываю с рубанком, отверткой, дрелью, стамеской, молотком. Но чаще — с гитарой или за компьютером. А вот со сковородкой меня вряд ли увидишь! Только шашлыки жарю на природе.



Уезжая на несколько дней, детей оставляем на помощницу, если надо улететь надолго — подключаем бабушек. Четыре года назад наша семья переехала в Москву. В Петербурге чудовищный климат, дети там бесконечно болели. Лена москвичка, у нее было неплохое жилье, но мы доплатили и расширили место обитания. Младшая, Катя, больше всех скучает по Питеру, там остались ее первые яркие впечатления. Петербург «сосулей» и «неубранных улиц» ее мало интересует. Дерьмо растает, красота городов останется. Наступят белые ночи и огромный, длиною почти в сутки день, в который ты как будто дольше живешь. А что здесь? Посадили в машину, повезли в школу. Из школы снова в машину, привезли домой или на дачу — и уроки. Зато в столице дети перестали болеть. Когда-то Михал Михалыч Жванецкий мне сказал: ты должен повторить мой путь — родился в Одессе, поработал в Петербурге, а живи в Москве.

Дети знают, что меня может разозлить

— Ксюше сейчас 22 года, она окончила престижный факультет международного менеджмента. Один из самых сильных в России. И теперь ждет, когда же русскому капитализму понадобятся новые лица. Если у ее однокурсника отец — собственник крупной фирмы, то понятно, чем человек будет заниматься. А что делать мне? Моя проблема в том, что я абсолютно не могу просить за своих. Хотя за посторонних — все что угодно. Ксюша блестяще знает английский язык. Ласковая и домашняя девушка, она обладает качеством, не свойственным ни мне, ни Лене. Если получала четверку или тройку в институте и считала, что это несправедливо, могла собрать кафедру и доказать свою точку зрения.

Настя учится в девятом классе. В одной школе с Катей. Она потрясающая сестра, и я всегда спокоен: на переменке она подойдет и узнает, все ли в порядке.
К моему огромному счастью, когда семь лет назад Катя появилась на свет, Ксюша и Настя совершенно не ревновали нас к младшей. Наши старшие девочки обожают с младшей возюкаться, и ни разу ни от одной я не слышал: «Ну конечно, это все ей — а нам?»

То, что взрослые воспитывают детей, — иллюзия. Это они делают нас лучше, а не наоборот. Совершенствуют. Мне и в голову никогда не приходило, что я могу поднять руку на детей. Приведу общий пример — просто о природе вещей. Тот, кто любит животных, знает, что любая живность воспринимает настроение, интонацию, а не удар. Так же и дети. Ударить — это расписаться в собственной беспомощности. Понятно, что после болезненных переживаний появляется стойкий рефлекс. Но если ты сделаешь что-то не так, это может стать непоправимой ошибкой в дальнейших отношениях. Так что мы построили взаимоотношения иначе — чтобы друг друга не обижать. Дети прекрасно понимают, что меня может разозлить. Я не переношу неаккуратность и неряшливость, если устроили бардак в доме. Не терплю вранье. В природе оно не заложено и приобретается с годами, когда человек вдруг решает, что это выход из положения. Кстати, я обнаружил: дети не врут, когда говорят, что у них что-то болит, и лучше к этому отнестись серьезно.

Младшая у нас патологически честная. Не умеет врать и не видит в этом необходимости. Зато фантазирует, сочиняет для меня стихи. Придумывает всякие сюрпризы, рисунки. Таит, прячет, упаковывает. То нарисует меня с гитарой. То напишет стихи, от которых можно свихнуться. Только детское сознание способно на такое. Причем к каждому моему приезду из Питера. Про меня, про облака...

Жена любит, когда я делаю ей сюрпризы. Мы друг друга одеваем. Я покупаю вещи ей. Она — мне. Честно говоря, даже не знаю, какие Лена цветы предпочитает: какие бы ни принес — всем рада.

И в общем, мне жаль женщин, которым не преподносят сюрпризов, и жаль тех мужчин, которые не могут этого себе позволить. Слово «жена» так емко! Когда Чехов писал «Три сестры», он хотел вложить в уста Вершинина монолог о жене. Исписав три страницы, Антон Павлович все перечеркнул, оставил одну фразу: «Жена есть жена». Актеры произносят эти слова с тяжелым выдохом: мол, что с этим поделаешь? А по мне, так неправильно играют. Поставьте восклицательный знак в конце! И добавьте в голос немного нежности.






 

Rambler's Top100 Rambler's Top100